Черный охотник [авторский сборнник] - Джеймс Кервуд

Через некоторое время он присел, но теперь больше некому было наносить удары. Поль и Тунетта уже находились вне досягаемости, и только издалека доносились их голоса. Джимс хотел было крикнуть, в полной уверенности, что враг позорно бежал, но что-то такое застряло у него в горле и мешало набрать воздуха в легкие. Он сделал попытку встать, чтобы кинуться вслед за бежавшим противником, но земля поплыла у него перед глазами, дыхание с трудом вырывалось из груди, в животе он ощущал какую-то ноющую боль, а из носа текла кровь.

Ужасающая мысль блеснула у него в голове, и столь велико было нравственное потрясение, вызванное ею, что он порывисто сел, подняв голову кверху и едва заметив две фигуры, вынырнувшие из-за кустов шагах в двадцати от него. Эта мысль постепенно перешла в уверенность: не он задал трепку Полю Ташу, а Поль Таш задал трепку ему, да еще такую здоровую, что земля казалась Джимсу неустойчивой, когда он с трудом поднялся на ноги.

Сознание понесенного поражения прояснило его зрение. Он узнал людей, показавшихся из-за кустов. Один из них был дядя Эпсиба, другой — отец Туанетты. Оба, широко ухмыляясь, смотрели на него, а когда они были совсем близко, мальчик услыхал слова Тонтэра, произнесенные якобы шепотом:

— Друг Адамс, это кто же будет? Ваш племянник или одна из свиней Люссана, вывалявшаяся в грязи? Ради Бога, поддержите меня, а то я сейчас лопну от смеха!

Но Джимс не услышал ответа дяди Эпсибы. С лица бродячего негоцианта вдруг сбежала улыбка, сменившаяся выражением, в котором не было ни малейшего намека на веселье.

Глава IV

Полчаса спустя Джимс стоял в маленьком пруду, образовавшемся от скопления воды скрытого в траве ручейка, неподалеку от фермы Люссана и смывал с себя грязь, между тем как тут же на траве сидел дядя Эпсиба, пытавшийся по мере возможности очистить его пострадавшее в бою платье.

Не прекращая ни на минуту работы, Эпсиба Адамс говорил:

— И опять-таки я тебе говорю, что, пустив в ход несколько тонких трюков, необходимых в таком деле, ты разделался бы с ним по-своему, Джимс. Вот с этими трюками я с сегодняшнего дня начну тебя знакомить. В драке надо пользоваться кулаками, а не как баба — когтями и зубами. Кусаться еще позволительно, если удается захватить, скажем, ухо иди другое столь же чувствительное место. Но когда пытаешься откусить руку или даже ногу, в таком случае, Джимс, малыш мой, ты рискуешь помереть за этим занятием, разве только у противника почему-либо руки отнялись.

А ты, должен заметить, этим главным образом и занимался, Джимси. Ты либо кусался, либо лягался, либо царапался. Надо признать, что делал ты это совсем недурно, и если бы эта маленькая кошка Туанетта, которую ты привел в ярость комком грязи, не вцепилась тебе в волосы, дав тем самым возможность Полю Ташу наносить меткие удары в голову, твои методы борьбы имели бы исключительно большой успех. Однако факт остается фактом, мой дорогой мальчик: ты получил такую взбучку и трепку, какой свет еще не видывал, особенно к концу представления. Но это имеет огромное воспитательное значение, и тебе совершенно незачем краснеть. Ты поверь, когда я пришел в себя после трепки, полученной в Олбани от голландца, я первым делом преподнес ему чудесную бобровую шкуру в благодарность за урок. Мужчине даже необходима время от времени встряска, а исходя из этого ты очень много выиграл за сегодняшний день.

Джимс стоял на траве, предоставляя солнцу обсушивать его тело, а Эпсиба Адамс целиком увлекся своим монологом на тему об искусстве рукопашного боя, как вдруг внимание обоих было привлечено каким-то шумом, доносившимся из кустов. Через некоторое время оттуда показался Тонтэр, направляющийся к Эпсибе, так дико размахивая каким-то предметом, что Потеха зловеще зарычала. Джимс напрягал свой единственный годный для зрения глаз, и дрожь прошла по его телу, когда он узнал, вернее, угадал в изуродованном до неузнаваемости предмете прекрасную некогда шляпу Туанетты.

— Посмотрите на это, друг Адамс! — воскликнул Тонтэр. — Ее шляпа! И такой же вид имеет она с ног до головы. Сейчас мадам Люссан с дочерью чистят ее и расчесывают, а моя Антуанетта не перестает кричать и требовать, чтобы ей позволили выцарапать глаза вот этому маленькому чудовищу, вашему племяннику! Это такая потешная картина, что я только и могу глядеть и хохотать. Придется ей напялить платье Жанны Люссан, которое ей велико до ужаса. Клянусь, вы упустили изумительное зрелище, не посмотрев на ее платье! Оно было невероятно изгажено, и Туанетта потребовала у мадам Люссан, чтобы та немедленно сожгла его. Но если вам не привелось насладить свой взор этой картиной, то вы, по крайней мере, выиграли пари. Я признаю, что ваш племянник — величайший боец своего роста и веса, какого только мне случалось видеть за всю мою жизнь! Он вывел мою дочь из рядов на много дней, хотя она жаждет снова скрестить оружие с ним!

Заметив выражение душевной муки, мелькнувшее на исцарапанном лице Джимса, Тонтэр быстро подошел к нему, увязая деревянной ногой в траве, и ласково положил руку ему на плечо.

— Полно, полно, дружок мой! Напрасно у тебя такой страдальческий вид! Вовсе не твоя вина, если моей горячей маленькой волчице вздумалось вмешаться в потасовку. Не забывай и того, что ее юный рыцарь также щеголяет сейчас в костюме из домотканины, а не в нарядном кафтане. Настанет день, когда ты положишь его на обе лопатки или же носом в грязь и не дашь ему подняться, пока он не запросит пардону. И когда ты это сделаешь, я подарю тебе самого лучшего коня, какой только найдется в замке Тонтэр.

А потом он снова вытянул вперед руку со шляпой Туанетты и, разразившись оглушительным хохотом, продолжал:

— Как жаль, что ее маменька не могла видеть ее в эту минуту! Патрицианская кровь, смешавшаяся с омерзительной грязью свиного двора! Высокопоставленная особа, брошенная на землю руками готов и вандалов! Дочь благороднейшей дамы, лишенная престижа и гордости руками щенка — Джимса Бюлэна! Соль земли и «мужик» в горячей схватке! А тут еще этот вертихвост, ненаглядный сыночек ее сестры, и все вместе в одной и той же грязи! О, если бы только можно было устроить так, чтобы она это видела, я согласился бы быть заживо зарытым в землю!

Еще в начале этой речи Эпсиба Адамс издал какое-то недовольное ворчание, а когда Тонтэр умолк, угрюмо посмотрел на него и сказал:

— Я толком не разберу, что вы там такое говорите про готов и вандалов. Опять-таки я не помню, чтобы в священном писании говорилось что-нибудь про «мужиков» и про «соль земли». Но если вы смеете называть Джимса «щенком», то должен вам сказать, что он в тысячу раз лучше ваших благородных дам и всей вашей семейки в придачу! Он истинный представитель Адамсов, несмотря на то, что его мать имела несчастье выйти замуж за французика, пока я был в отсутствии! Адамсы испокон веков были честными бойцами, и если в этой стране наступит мир, то лишь благодаря какому-нибудь Адамсу, а не презренному французу. А коль вы сомневаетесь в этом, то я готов на примере доказать вам, насколько верны мои слова!